СССР-2061 [Антология] - Виктор Гвор
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Дождь, видимо, кончился ещё ночью, и не осталось от него ничего. Ну, только свежий влажный воздух, да изумрудно искрящаяся на низком утреннем солнце мокрая трава во дворе. Небо было чистое, глубокое и прозрачное, нежно-голубое, как акварельная краска. И это хорошо, погода лётная. Впрочем, она нынче и в дождь типа ночного, наверно, лётная, но так всё равно приятней и веселей.
В воздухе стояла пронзительная тишина, только слегка шелестели остро пахнущие майской свежей зеленой листвой тополя и где-то там, за домом, в овраге еле слышно пела какая-то птица. Соловей, что ли? Не знаю, не ботаник я. И даже не зоолог, туда-сюда. Может, это вообще воробей, кто ж его знает. Или свиристель какая. Вон как свистит, сердешная.
Кстати, о птицах. Не один я, оказывается, такой ранний любитель свежего воздуха. Внизу, во дворе под тополем сидел в своём робокресле старик Поликарпыч. Он в самом деле старик, ему даже на вид лет семьдесят, а по факту, говорят, чуть не сто. Вообще про него много чего говорят, я даже не знаю, чему верить. Будто бы родился он ещё в первом Союзе, а нынче — секретный ветеран сами знаете какой конторы и по жизни объездил полмира. В командировки, так сказать, летал. Ну, или как ещё это назвать. Непонятно, правда ли это, сам я не слишком близко с ним знаком, так, здороваемся, но вот кресло у него — да, хорошо. Это я как профессионал ответственно заявляю. Я, в общем-то, сам в силу второго образования имею кое-какие специальные знания о роботах в целом и медицинских в частности, поэтому могу примерно представить себе текущий уровень массовых медицинских кресел. Так вот, кресло Поликарпыча отличается от них как мой Дом от типовой домашней программы. Я как-то набрался наглости спросить, что это за модель, на что он ответил, что сам толком не знает, потому как в этом не разбирается. Но делали, как ему сказали, под заказ специально для него, потому что, знаете ли, возраст его даже для нынешних времён весьма серьёзен. Потом мы вместе с ним вывели на экран кресла страницу о версии, которая мне не сказала ни о чём вообще. И в Сети я потом про неё тоже ничего не нашёл. Вот такая вот странная история.
Я на всякий случай помахал старику рукой. Не видит. Ну и ладно. Кричать не буду, рано всё-таки, нормальные люди ещё спят…
Ага, насчёт нормальных — это я, пожалуй, погорячился. В семействе ранних пташек пополнение. Из распахнутой настежь двери первого подъезда выскочил сосед Игорь, муж той самый Киры Селезнёвой, которую мы вчера с Петькой вспоминали. Что-то он как-то странно встал возле двери, зачем-то задрал голову, глядя куда-то вверх и замер, как статуя астронома. Что это с ним? И чего это он там выглядывает? Я попробовал проследить его взгляд и ничего не обнаружил. Ну, небо там, собственно, и ничего, кроме неба. Хорошее такое небо, чистенькое, так и что? Звёзды уже не видно, Луна зашла, Солнце в другой стороне… Птицу какую, что ли, углядел? Он как раз, вроде бы, ботаник, в смысле, биолог, видел я его пару раз в Сети с докладами из какого-то биологического института…
Поликарпыч из кресла сказал ему что-то, тот опустил голову, посмотрел на старика и пошёл в его сторону. Здороваются. Говорят о чём-то. Слышу, что разговаривают, голоса в утренней тишине разносятся далеко, но что именно говорят — не разобрать. Поликарпыч постучал пальцами по сенсору на подлокотнике, и кресло медленно двинулось из тени в сторону солнца. Игорь пошёл рядышком. Беседуют. Кресло выехало на солнце и остановилось. Что-то они ещё друг другу сказали, покивали головами и разошлись. В смысле, старик с креслом остался, а его собеседник бодрым скоком ломанулся в сторону остановки. Торопится. Куда это он ни свет, ни заря? Впрочем, не важно.
Я ушёл на кухню, долил в кружку горячего чаю, взял ещё один бутерброд и вернулся на балкон. Откусывая помаленьку, запивал мелкими глотками и смаковал каждый кусочек, рассеянно озирая окрестности. Взгляд мой самопроизвольно скользил то на угол дома, за которым прятался старинный многоэтажный архив, то на пустынную по раннему времени дорогу, что плавно изгибалась, уходя за дом, то на кусты в овраге за дорогой, то на растущие во дворе старинные тополя, покрытые свежей весенней зеленью, потом на одинокого в безлюдном утреннем дворе Поликарпыча с его креслом…
Из-за угла дома во двор въехала городская двойка весёленькой канареечной окраски. Модель, похоже, свеженькая. Ой, что-то мне это смутно напоминает… Слишком знакомая машина. Хотя все они, конечно, стандартные, но сдаётся мне, что именно эту я совсем недавно видывал часто и регулярно. Так, проехала по двору и остановилась возле моего подъезда, прямо в тени. Водитель… Эээ, нет, водительница… Открыла дверцу, выскочила, как чёртик на пружинке. Она? Точно. Она… Кто ж ещё так криво машины ставит…
Я вышел на кухню, поставил по дороге кружку на стол, прошёл в прихожую и, уперевшись лбом в дверь, слушал, как она поднимается по лестнице. Бегом. Стуча каблуками. На пятый этаж. Сейчас примчится. Может, не открывать? Может, я уже уехал? — Нет, бесполезно. Открыл дверь, прислонился к косяку, жду.
Она вбежала по ступенькам на площадку и резко остановилась, увидев меня в открытой двери. Запыхалась, говорить начала не сразу. Стою, молчу, жду.
— Привет, — наконец отдышалась она.
— Привет, — медленно, почти по слогам сказал я. — Ты что так рано? И так внезапно? Прямо как-то неожиданно…
— Может, ты всё же меня впустишь? — оглядевшись по сторонам и нервно передёрнув плечами спросила она.
— Да, заходи, конечно.
Я посторонился, она судорожно, одним движением вошла, я аккуратно прикрыл дверь и повернулся к ней. Она подняла голову и очень внимательно на меня посмотрела. Я соорудил задумчивое выражение лица, почесал бровь и спросил:
— Может, чаю? Или кофе? Есть еще пара бутербродов, я разогрею…
— Нет, ничего не надо, — быстро ответила она. — Я не надолго.
Потом вздохнула, моргнула пару раз и, наконец, решилась:
— Я слышала, ты улетаешь сегодня?
Вот оно что. Интересно, а от кого это она слышала? От Петьки, что ли? Они, в общем-то, соседи, да только